Политолог Валерий Соловей в программе «Вдох-выдох» на канале «Ходорковский Live» рассказал Ренату Давлетгильдееву о преследовании Бориса Кагарлицкого и Ксении Собчак, о Политбюро 2.0 и двойнике Путина, о новой культурной политике и о том, чего ждать после выборов.
«КПРФ разложится на пыль и пустоту»
— Я бы хотел начать с последних новостей, с ужесточения приговора социологу, философу, ученому, публицисту Борису Кагарлицкому. Как вы объясняете это решение суда? У меня было стойкое ощущение, что как будто бы кураторы его преследования разрешили ему то ли уехать, то ли как-то сбавили обороты репрессии в отношении него. Но вот это ужесточение — почему? Башни не договорились, Кагарлицкий не уехал — в чем причина?
— Я думаю, тут дело не в башнях, а в изменении модуса взаимоотношений с внешними силами. Дело в том, что за Кагарлицкого — и это, в общем, не секрет и Борис сам это не скрывал — просили влиятельные левые политики. Россия была заинтересована в поддержании отношений с некоторыми левыми или квазилевыми режимами. Ну заодно она поддерживала и поддерживает интенсивные отношения с рядом правых политических сил, палеоконсервативных или просто консервативных, или радикально консервативных — неважно, как мы их назовем. И дело в том, что вот этот модус изменился, поддержка леваков больше Кремль не интересует. Кремль больше заинтересован во взаимоотношениях с правыми. Соответственно, на реакцию левых можно по большому счету плевать. Это первое.
И второе — ну, крокодил не разжимает свои челюсти. Точнее, он может чуть-чуть их разжать, но он не выпускает свою добычу. Для чекистов — а это, в общем, они стоят за этим преследованием — отпустить Кагарлицкого означает расписаться в собственной не беспомощности, а в провале. Для них это непозволительно. Поэтому таков результат, к великому сожалению для Бориса и для всех, кто его поддерживает и ему сочувствует.
— Преследование Удальцова — история из той же оперы ненадобности левых? Это все как бы признаки того, что левый электорат и в принципе левая аудитория Кремлю и власти не нужна?
— Ну, если у Кагарлицкого более важен внешний контекст, то в случае с Удальцовым — внутренний. Дело в том, что Удальцов был очень сильным раздражителем и он, я бы сказал, нарушал тот консенсус, который сложился между Кремлем и левыми партиями. В данном случае с КПРФ в первую очередь. Поэтому его решили приструнить и наказать. Его уже раз наказывали, ну вот решили показать, что бомба в данном случае может упасть и второй раз в ту же самую воронку. Ну и злые, но осведомленные языки говорят, что руководство партий просило администрацию президента приструнить этого смутьяна.
— А как вам кажется, какое будущее ждет единственных системных левых в России? Я имею в виду партию КПРФ, которая постеснялась даже сильного политика выставлять на президентских выборах против Владимира Путина, то есть расписалась в своем как бы нежелании участвовать в этом электоральном процессе.
— Ну, наверное, это могло бы продолжаться теоретически до полного разложения. Не просто до ничтожества, до ничтожества они уже дошли, как говорится фразой знаменитого анекдота — до мышей уже доразмножались. А просто до разложения на пыль и пустоту. Ну они не разложатся, потому что произойдут события, которые, видимо, приведут к краху российской политической системы и путинского режима — хотя Путина нет, но режим существует. Поэтому все партии, не только левые, но и так называемая партия власти и все-все, которые в парламент входят и не входят, они просто прекратят свое существование, начнется перезагрузка.
«Есть запрос на снос всего»
— На фоне этой перезагрузки какое-то место для себя сможет найти появившийся на небосклоне Борис Надеждин как политик, как центр силы, центр притяжения каких-то околопротестных политических сил?
— Все это будет разрушаться в этом году, я думаю, что до конца этого года процесс, в основном, завершится. Может быть, самое позднее, он захватит начало следующего года. Шансы будут у тех, кто будет в этом процессе активно участвовать, кто сможет стать точками притяжения, точками сборки новых политических сил и Борис Надеждин — не исключение. Если он постарается, то он сможет стать такой точкой — не знаю, сам ли по себе или в союзе с кем-то, то есть в числе группы товарищей. Это весьма вероятно.
— А вообще вот кейс Надеждина, то, что мы наблюдали вокруг его президентской избирательной кампании, это тоже показатель вот этого краха? Потому что, условно говоря, система сама создала себе как бы абсолютно управляемый политический манекен и потом сама же его и испугалась. Насколько это все говорит о слабости системы? Потому что в ее же кабинетах возникла идея проекта «Надеждин» и в ее же кабинетах Надеждин всех перепугал.
— Он, честно говоря, не перепугал и он не был, и не является проектом Кремля. Ему разрешили участвовать в выборах, да, без этого разрешения он не смог бы даже сдать документы, как мы с вами хорошо понимаем. Но назвать его проектом Кремля ни в коем случае нельзя. А вот то, что с ним произошло — это ведь происходит уже не первый раз.
Я напомню вам выборы 2012-го года и Прохорова, выборы 2018-го года и Павла Грудинина и вот сейчас Борис Надеждин. Это все три случая, когда люди воплощали запрос на альтернативу. Я думаю, что они сами не ожидали такого эффекта и такой массовой поддержки, и Борис Надеждин ее точно не ожидал. Вот есть потребность в альтернативе. Система не может эту потребность подавить. Причем каждый раз эта потребность выглядела иначе.
Потребность в альтернативе всегда существует, другое дело, какая будет потребность в будущем, в чем эта будет потребность, куда понесет тот поток, который можно назвать общественным даже не мнением, а общественным настроением, общественным запросом — этого мы не знаем. И как раз возможность в этом потоке находиться, если хотите, даже оседлать эту волну, зависит от таланта, умения, интуиции политика.
Вот на практике и проверим, кто сможет, а кто нет. Ну этот поток, конечно же, может превратиться в полноводную реку по мере разрушения политической системы, потому что есть запрос вообще на снос всего в российской политике, это мне кажется очевидным. Пусть люди молчат, пусть они боятся это артикулировать, но плохо скрываемую потребность, я думаю, мы замечаем.
— Ну да, люди молчат, но показывают свое недовольство и очередь за Надеждина — это же очередь не за него, это очередь людей, которые хотят хоть как-то сказать, что они за снос системы, что они за любые перемены.
— Я полностью согласен. Это одна из немногих в России легальных возможностей высказать свою гражданскую позицию неприятия статус-кво, абсолютно верно. Да, Надеждин попал в данном случае в этот поток, попал, как бильярдный шар в лузу, прекрасно этим воспользовался.
«Выиграет тот, кто договорится с силовиками»
— Наиболее сильные, яркие и, наверное, наиболее потенциально популярные российские политики находятся за решеткой. Вот в рамках сноса политической системы насколько велик шанс, что и стены этих тюрем тоже будут снесены и Алексей Навальный, Владимир Кара-Мурза, Илья Яшин окажутся на свободе?
— Да, стены падут и, естественно, политзаключенные будут освобождены. Но из того, что они будут освобождены, автоматически не следует, что они займут первые роли, нет. Еще раз — им будет нужно совпасть с общественной потребностью, это первое. И второе — помимо всего прочего, нужно будет иметь ресурсы. Я имею в виду не только ресурсы медийные, а во многом силовой ресурс.
Я думаю, что в России будет выигрывать тот, у кого окажутся под контролем какие-то силовые ресурсы или возможность договариваться с силовиками — без этого ничего изменить не удастся и многого добиться не удастся. Потому что кризис начнется как верхушечный, безусловно. Да, в нем сможет участвовать общество или по крайней мере часть общества, но это не будет похоже на 1991-й год. Это будет развиваться иначе, надо отдавать себе в этом отчет. И никак не будет похоже на 1917-й год. Это, наверное, будет революция, но революция очень специфическая.
— Мы помним события прошедшего лета, когда российская власть практически пала перед кучкой вооруженных зеков и вот, о чем я думаю и чего страшусь, когда представляю себе эту смену власти в России: что именно эта кучка вооруженных зеков будет бегать по российским улицам и что именно она будет забирать себе власть, просто потому, что это группа людей, которые умеют воевать и у которых в теории есть оружие. Стоит ли опасаться именно такого негативного страшного варианта?
— Я не думаю, что именно такой апокалиптический сценарий будет реализован, но то, что будут востребованы люди, умеющие держать в руках оружие, то есть тот самый силовой ресурс — да, это я могу подтвердить. Но это ведь не только бывшие бойцы ЧВК «Вагнер». Есть помимо ЧВК «Вагнер» еще ряд ЧВК, а главное — есть некоторые подразделения Вооруженных Сил Российской Федерации, особенно те, которые находятся под контролем Главного управления Генштаба, то есть военной разведки. Спецназ военной разведки и еще некоторые подразделения других ведомств могут оказаться важными игроками. Еще раз хочу успокоить наших уважаемых зрителей и слушателей: какого-то чудовищного кровопролития, хаоса, анархии не будет. Все это решится, когда мы окажемся в кульминационной точке, довольно быстро. Как, впрочем, и Пригожин мог все это очень быстро решить.
«Пригожин жив»
— Он просто просто не пошел дальше — просто испугался, просто его попросили не пойти дальше? На самом деле он же остановился в шаге от Кремля, условно говоря.
— Да, он мог войти в Москву, ему никто бы не смог помешать. Причины, по которым он не вошел, носили сугубо его индивидуальный, внутренний характер. Насколько я знаю, он потом жалел о том, что не сделал этого шага. Но это был бы не просто шаг, это был бы прыжок в неизвестность. А люди боятся неизвестности. Ну, поскольку Пригожин жив, я об этом несколько раз говорил, он жив, он находится сейчас на Кубе, был в Венесуэле, сейчас на Кубе, он планирует вернуться в Российскую Федерацию. Мы, думаю, увидим попытку повторения, но уже в союзе с кем-то. Он уже сам не пойдет на Кремль.
— А кто может быть этим союзником?
— Я думаю, что одна из фракций российской элиты. А может быть, и не одна фракция, может быть, их будет две. Есть несколько элитных группировок, которые сейчас борются за престолонаследие, за наилучшие позиции в постпутинской системе. Вот одна или две из них вполне могут вступить в союз с Евгением Викторовичем.
«Карлсон знал, что говорил с двойником»
— От живого к мертвому давайте перейдем. Вот интервью, которое кто-то дал Такеру Карлсону. Может быть, вы что-то знаете про это интервью? Потому что вот Маргарита Симоньян недавно ляпнула, что готовилось это интервью несколько лет, что едва ли не в 2020-м году должен был Такер Карлсон в Москву прилететь и очень долго получали согласование силовиков, и вот она так радостно поднимала руки вверх и говорила, что это победа, а не интервью. Победа ли это?
— Ну то, что запрос был сделан давно, это правда. Но в конечном счете об этом запросе забыли и Карлсона попросила российская сторона сделать это интервью, причем она ему заплатила колоссальный гонорар. Я не знаю точно сумму, но мне сказали, что гонорар колоссальный по любым представимых меркам. Не знаю, опять же, выплатили полностью или пока еще нет. Это первое.
Второе. Интервью бралось дважды. Первый раз оно было записано в более вольной манере, более характерной для Карлсона, но интервьюируемый, в данном случае двойник, прокололся и было очевидно, что это не Путин, это именно его двойник, Карлсон это хорошо заметил. После того, как кураторы посмотрели интервью, они сказали, что нет, этот продукт ни в коем случае не годится, потому что он опозорит нас и эту плохо скрываемую тайну полишинеля выставит на обозрение всего мира божьего. Поэтому записали второй раз интервью, в гораздо более сдержанной и, соответственно, гораздо более скучной манере. Вот это, в сущности, все, что можно на этот счет сказать.
Характерно, что когда Wall Street Journal обратились к Карлсону с запросом, уверен ли он, что он встречался не с двойником, он отказался от всяких комментариев. Потому что он знал, что он встречался с двойником. Он знал это. Ну, те деньги, которые ему заплатили, заткнули ему рот.
— Я говорил со своими американскими источниками, мне называли сумму в пять ежегодных зарплат на Fox News. Карлсон получал на Fox New до 50 млн долларов в год, ну где-то 250 млн долларов. Ну вот, видимо, такие цифры примерно.
— Порядок суммы был именно такой. Именно такой. Согласитесь, что эта сумма достаточная для того, чтобы забыть о чести и достоинстве профессионального журналиста, профессиональной этике и прочем. Ну вот и, кстати, что характерно, он уже стал потихонечку отползать от этого, дистанцироваться. Вот эта его фраза, что «мне потребуется понять, что я услышал» и вот этот отказ его от комментариев, когда он отказался вообще отвечать на вопрос: вы с двойником имели дело или нет. Он же сам по себе очень многозначителен. Сказать: нет, это был не двойник — а потом докажут, что он знал, что имел дело с двойником. А сказать, что я имел дело с президентом — ну как бы ты по-дурацки будешь потом выглядеть.
Поэтому все это действительно спецоперация Кремля в рамках гибридной войны. Но Кремль не уверен, вопреки реляциям Маргариты Симоньян, что он достиг нужных целей. Он не уверен. Несмотря на действительно огромное число просмотров, нужный эффект среди истеблишмента Запада не был получен, насколько мне известно.
«Двойник не очень хорошо мыслит»
— Я вот как раз с вами хотел поговорить как с большим экспертом по международному пиару. По поводу пиар-эффекта от этого интервью. Кто был аудиторией этого интервью? Американская политическая элита или, например, американские избиратели, которых нужно было повернуть в консервативно-правую сторону и усилиями Путина поддержать Трампа? Для кого это все делалось?
— Конечно, хотелось бы и того и другого. То есть повлиять на массовую американскую аудиторию с тем, чтобы поддержать, допустим, Трампа. Есть понятие целевой аудитории, а есть ключевая аудитория. Ключевой аудиторией все-таки был истеблишмент. На него повлиять не удалось, он не очень понял, что ему направили. А в той части, которую он понял, он высказал резкое неприятие и сплотился. То есть он отнюдь не движим стремлением протянуть Кремлю руку понимания, не говоря уже о том, что протянуть руку сотрудничества. Поэтому эффект в Кремле оценивают как не достигнутый.
Да, можно умножать число просмотров, можно говорить: здорово, нас услышали. Ну давайте вот так вот без обиняков, если посмотреть, представьте себе среднего западного зрителя. И вот полчаса исторической лекции, где тематика совершенно для него чужая, непонятная. Он будет смотреть это? Конечно, никогда он это не будет смотреть.
Плюс совершенно вопиющие и контрастирующие с sine qua non («то, без чего невозможно». — лат.) Запада оценки, что Польша, допустим, спровоцировала Германию напасть на себя. Ну даже если это человек что ни на есть лютейший консерватор, сторонник Трампа, ну он не может принять эту точку зрения, он знает, что это просто немыслимо. Не говоря уже о том, что это нарушает российское законодательство прямо и недвусмысленно.
Поэтому я не уверен, что это уж так было услышано. С пиаровской точки зрения на самом деле, конечно, так интервью нельзя было выстраивать. Но у тех, кто готовил его сценарий, не было выхода, потому что двойник не очень хорошо мыслит. Он просто мог заучить. И было понятно, что он заучил исторический экскурс и он должен был его полностью рассказать, иначе бы он сбился. Знаете, вот так бывает со старательными, но тупыми учениками, вот он что-то заучивает и если вы его остановите вопросом — хана. Так же было и с Евгением Васильевичем, это имя и отчество двойника Путина, который прилежно, но не всегда удачно играет роль покойного.
«В России привыкли: копия и копия, какая разница»
— А что с ногой? Потому что многие, в том числе, например, газета Bild немецкая, заметили, что нога подергивалась. Это у них заразное?
— Нет, это же намеренно. Понимаете, вот почему вообще история там всплыла? Потому что у Путина была действительно обсессия на этой почве, так сказать, истории, он действительно ей интересовался. А двойник — он и есть двойник, он должен не только внешне, но и мировоззренчески копировать оригинал. А что касается внешних признаков, об этом же уже очень много писали: обратите внимание, почему вдруг Путин перестал дергать ногой, а почему он вдруг перестал прижимать правую руку, а почему он ей активно жестикулирует? Вот ему сказали: давай-давай, подергай ногой. Результат тренинга — вот он стал правой ногой подергивать. Ничего удивительного, совершенно обычные вещи. Вплоть до того, что они слышат в том числе то, что я говорю, и начинают реагировать.
— Я признаюсь, я сравнил, как раньше дергал Путин ногой, ну там типа в 2011 году на саммите во Владивостоке у него активно дергалась нога, и как дергает этот — это абсолютно разные ноги, которые по-разному дергаются.
— Ну это разные люди, понимаете? Копия моложе оригинала лет на десять, она физически в гораздо лучшем состоянии. Он ростом выше, двойник ростом выше на несколько сантиметров, это тоже заметно. Я уж не говорю о манере поведения. Вы что, могли увидеть, чтобы Путин с кем-то там ручкался, чуть ли не обнимался, хлопал по спине? Да никогда, это было абсолютно исключено! Обратите внимание, как разительно отличается манера поведения. Разительно!
— Ну можно же взять каких-то специалистов по актерскому мастерству, экспертов по речи.
— Это все было. Это работает, на самом деле, его довели, насколько это вообще возможно, до ума, но, понимаете, невозможно превратить его в другого человека. Невозможно, не получается, есть пределы. И вот эти пределы постоянно нарушаются, мы это видим. Вы не можете рост укоротить. Возраст тоже. Ну физически это разные люди. Кстати, они говорят по-разному. Он действительно пытается интонировать, как Путин, но это разные голоса и как раз любой специалист по актерской речи вам это скажет.
Потом у двойника остались так называемые остаточные речевые маркеры. Он беларус и некоторые слова он произносит так, как характерно для Беларуси именно. Об этом мне писали беларусы и об этом мне говорили специалисты как раз по сценической речи, они эти маркеры выделили и мне показали. То есть если человек непредвзято смотрит и более или менее профессионально, он видит тысячу и одно отличие. Ну, у нас в России привыкли: копия и копия, какая разница. Назвался Путиным — пусть будет Путин.
— По поводу, кстати, белорусского акцента я тоже обращал внимание, что у него какое-то «а» более открытое что ли, так москвичи, и уж тем более петербуржцы точно не говорят.
— Поверьте, с ним очень хорошо работали блестящие специалисты. Интенсивно работали и он старался, он искренне старался. Ну невозможно, вот невозможно полностью [заменить]. На расстоянии еще так-сяк, но когда плотно — различие слишком заметно. Кстати, на Западе об этом тоже прекрасно знают. Но раз русских это устраивает, то что мы их, мол, будем расстраивать и раскрывать им глаза.
— А кто сейчас тот человек или та группа людей, которые пишут ему речи? Кто сегодня отвечает за философское такое, интеллектуальное наполнение?
— По-моему, группа спичрайтеров не претерпела изменения, это те же самые люди. Ну им же и надо писать, как покойному президенту, они и пишут. Ну, наверное, пытаются адаптировать, поскольку копия она, ну, туповата. Оригинал, конечно, не был гением эпохи Возрождения, но кое-чего он знал и понимал. А этот вообще — текст заучил и повторяет его. От зубов отскакивает, но что он говорит, он не очень понимает. Это, кстати, тоже было заметно.
Те же самые люди. У него и охрана та же самая. Другое дело, что он находится в изоляции. Двойник находится в изоляции, он фактически в заключении. Не дай бог он имел бы еще с кем-то несанкционированные контакты, ему строго настрого в этих контактах отказано.
«Политический кризис неизбежен»
— А кто та группа людей, которая определяет, условно говоря, политическое будущее страны? Это по-прежнему клан Патрушевых, Ковальчуки или к этим компаниям сейчас примкнули какие-то новые лица, новые люди? Есть ли какая-то попытка сместить патриархов?
— Да нет, это те же самые люди. На самом деле их в общей сложности около двух десятков, около 20 человек. Это Политбюро 2.0, как его называют. По их соглашению, по консенсусу, во главе страны стоит Патрушев, он осуществляет военно-политическое руководство, принимая ключевые решения. Это правда. Но пока это все действует на основе консенсуса. Но между тем трения очень серьезные уже у них намечаются, очень серьезные трения. Николай Платонович хочет поставить премьер-министром, а потом и президентом своего сына и осуществить всю эту комбинацию уже в 2024 году еще до Нового года. Ну, правда по той же модели, по которой Путин пришел вместо Ельцина.
Так что серьезные конфликты у них. Они уже стали проявляться. Допустим, обратите внимание, что Патрушев критикует провал импортозамещения, Шойгу критикует работу оборонных заводов — это все ведь направлено против Чемезова, потому что Чемезов возглавляет одну из самых влиятельных элитных группировок, которая сдерживает влияние Патрушева. Поэтому это очень серьезные линии напряжения, которые сейчас набухают. Температура повышается, они взорвутся. Потому что тот меморандум, который эти группировки заключили в конце ноября, вот именно даже подписали, о том, как будет выглядеть транзит власти, вот вряд ли этот меморандум будет выполняться. Поэтому я и говорю, что политический кризис неизбежен. С точки зрения тех людей, которые находятся в рамках вот этого Политбюро 2.0, все уже запрограммировано на борьбу, взаимную борьбу, возможно, борьбу на взаимное уничтожение.
«Собчак некому больше защитить»
— Я не могу не поговорить о конфликте, который у нас на глазах происходит и в котором замешана Ксения Собчак. Вот приговоры довольно суровые ее команде и тот факт, что сама она умудрилась избежать преследования, но тем не менее, мы видим уже фильм на НТВ, который вышел против нее, и это все так или иначе завязано на Чемезова, и изначально в материалах дела его фамилия упоминается, и Чемезов называется интересантом преследования команды Ксении Собчак и, видимо, самой Собчак, и, видимо, заказчиком фильма на НТВ. Собчак стоит приготовиться?
— Ну, наверное, ей стоит приготовиться, другое дело, что я не совсем понимаю, к чему. То, что происходит с ней и происходит с ее мамой Людмилой Нарусовой, против которой введены ограничения в рамках Совета Федерации — она, по-моему, единственный сейчас сенатор, который не имеет доступ к документам для служебного пользования, что само по себе очень характерно — связано с тем, что крестный-то умер. Раньше был человек, который их мог всегда защитить, Владимир Владимирович Путин. Сейчас этого человека нет. А у тех людей, которых вот мы сейчас с вами перечисляли и которые возглавляют Россию, ну или руководят фрагментами России, фрагментами по секторам, у них другое отношение к Нарусовой и другое отношение к Собчак, они им ничем не обязаны, у них нет никаких личных отношений.
Я бы не стал здесь преувеличивать роль и значение в данном случае Чемезова и считать его каким-то злодеем — нет. То, что делается против Ксении Анатольевны, это, конечно, делается силовой группировкой. Это сигнал посылается всем, что неприкасаемых уже больше не осталось и что с теми, кто нарушает народную нравственность [будут поступать строго].
Здесь надо еще просто понимать мировоззрение Николая Платоновича Патрушева. Дело в том, что человек он аскетического склада жизни на самом деле, действительно аскетического. И не любящий то, что в советское время называли развратом. Он действительно борец за народную нравственность. Ну и всем, кто выступает против, «развращает» общество, должен быть поставлен отлуп. Но если они морально разоружатся, покаются, что сейчас происходит с мастерами культуры, съездят, там, в зону «СВО», займутся благотворительностью для поддержки вдов и детей тех, кто погиб на фронтах, то их простят. Но они будут находиться под жестким контролем.
Это же совершенно новая культурная политика по сравнению с политикой времен Путина. Потому что тогда их не трогали — зачем? Если это были действительно звезды или фигуры первой величины, то зачем их трогать? Себе дороже. А сейчас — нет, все должны ходить строем. Это новая культурная политика, которая сейчас интенсивно проводится, и Ксения Анатольевна тоже попала под каток этой новой культурной политики. Чем это для нее завершится — я понятия не имею.
— То есть, условно говоря, Филипп Киркоров, который сегодня отправился на Донбасс выступать перед ветеранами «СВО», посещать детские дома и выделять свои гонорары на это — это тоже часть вот этой культурной политики? И что даже самые, казалось бы, неприкасаемые все равно поедут и все равно покаются.
— Да. Или им придется покинуть Россию, а в России распрощаться со своим имуществом. Закон же неспроста приняли. Есть уже там кандидаты готовые, кто в голове этой очереди стоит, они потеряют все то, что у них в России осталось. Это не будет носить массовый характер, но ведь достаточно нескольких случаев, чтобы запугать всех остальных. Вот это борьба за народную нраственность, против развращенности и распущенности и против гомосексуализма, это очень важно тоже. Те, кто эту борьбу начали, не чужды гомофобии.
— А с этим связано вот это решение Верховного суда, которое единственное и на самом деле первое жесткое решение против гомосексуалов России?
— Да. Вещи типа «голой вечеринки», они же происходили регулярно на протяжении лет и мы об этом прекрасно знали. И вот сейчас Патрушеву показали видео, ему рассказали, все это, естественно, представили в гипертрофированном виде: вот, посмотрите, разврат, демонстрация гомосексуализма. Он, естественно, взъярился. Кстати, Путину было бы на это совершенно наплевать, потому что к ЛГБТ он относился совершенно иначе, это его не занимало. Ну по крайней мере можно было бы преследовать условно ЛГБТ на низовом уровне, но на верхнем уровне — нет, никогда. А сейчас принадлежность к сексуальным меньшинствам — это один из критериев кадровой чистки, которую наметил тот же Патрушев. Если вы принадлежите к сексуальному меньшинству, то вряд ли вы сможете занимать высокий пост.
— Выходит, что есть несколько представителей российской властной элиты, которым стоит сильно беспокоиться и которые сильно, видимо, сейчас переживают за собственные посты, учитывая эту борьбу с геями. Володин, например, или тот же самый Шувалов.
— Переживать им бессмысленно, поскольку их репутация давным-давно хорошо известна в общенациональном масштабе. Питает к ним нынешнее руководство самые, я бы сказал, неприязненные чувства, самые неприязненные. Это скажется, естественно, на их карьере. Ну я не думаю, что для них это станет трагедией, в личном плане по крайней мере.
«У Дерипаски есть прямой интерес вступить в схватку»
— Что Кремль собирается делать после выборов? Ждет ли нас мобилизация, продолжение более масштабной конфискации имущества у любых неугодных, не только уехавших, но и вообще по стране, будут конфисковывать счета, например, вводить новые налоги адские?
— Насчет мобилизации — она готова организационно и технически, но пока еще нет решения, проводить ли ее после выборов или не проводить. Это будет зависеть от военной ситуации и от военно-политических планов российского руководства. Если оно решит, что необходимо усилить давление на Украину, они будут проводить мобилизацию. Это аргумент за. Но есть аргумент против. Если проводить транзит власти в пользу Дмитрия Патрушева, то как-то все это не очень будет способствовать. Это все равно вызовет пусть не социальные волнения, но рост напряжения — зачем это? Поэтому они будут колебаться. Окончательно ситуация прояснится только после президентских выборов, не раньше.
Что касается каких-то перемен — ну главная перемена это экономическая политика, это национализация активов. Вот сегодня Челябинский электромеханический комбинат начали национализировать, все ключевые металлургические активы предполагается национализировать в течение года. Все. Насколько я понял, речь идет в том числе и о Росникеле. Так что это на самом деле могущее стать кардинальным изменение в нашей экономической жизни, если удастся его довести до конца. есть в этом серьезные сомнения, очень серьезные.
А что касается нас, кого считают податным сословием, ну, будет усиливаться давление. Будут усиливаться дисциплинарные меры воздействия против всех, кто попытается просто приподнять голову. Все уже мне кажется очень очевидным, все уже заложено в нынешние тренды.
— То есть, условно говоря, господину Дерипаске или Потанину уже поздно брыкаться?
— Брыкаться не поздно, потому что сейчас у них появляется прямой интерес вступить в схватку. Другое дело, смогут ли они, с кем они вступят в союз, это не очень понятно. Потому что у этой политики, которую я охарактеризовал как программу Патрушева, есть очень влиятельные оппоненты. Допустим, тот же Чемезов эту программу не разделяет. Поэтому я и говорю, что нас ожидает очень интересная схватка. Только хотелось бы, чтобы она нас не задевала. Но, боюсь, заденет. Без этого не обойдется, к сожалению.
