Советник главы офиса президента Украины Михаил Подоляк в эфире канала «Ходорковский.Live» рассказал о том, как власти Украины видят операцию по возвращению Крыма, к каким событиям стоит готовится жителям оккупированного полуострова, а также о деятельности диверсионных групп на территории России.
«У российских политических элит нет ощущения реальности происходящего»
— В одном из своих интервью вы уточнили, что через 5-7 месяцев Украина уже сможет вернуть Крым. Можете нам подробнее рассказать об этом? Что вам дает возможность называть именно эти сроки?
— Во-первых, это не то чтобы конкретные сроки. Я имею в виду что 5,6,7,8 месяцев — это конкретные цифры, которые определяются логикой войны. Грубо говоря, накопление ресурса, контрнаступательные операции, темпы деоккупации территории будут определять, собственно, и момент начала финализации войны. А финализация войны включает в себя освобождение, в том числе и Крыма как такового. В зависимости от качества контрнаступательных операций будет определяться и окончание войны, и сроки для деоккупации Крыма.
И сейчас мы переходим, собственно, к деоккупации Крыма. Что это означает? Здесь нет изменения стратегии Украины в этой войне. Она очень четко зафиксирована в наших различных публичных и непубличных коммуникациях на официальном уровне. Она сводится к тому, что территория должна быть полностью освобождена. То есть, грубо говоря, финалом войны с территориальной точки зрения мы будем считать полную деоккупацию, включая полуостров Крым.
Естественно, господин Сибига (заместитель Руководителя офиса президента Украины. – «Полигон медиа») и господин Данилов (секретарь СНБО Украины. – «Полигон медиа») заострили внимание на том, что если идут эффективные контрнаступательные операции, и, например, если вооруженные силы Российской Федерации добровольно покидают полуостров Крым, то конечно же, никакой войны как таковой в Крыму не будет. Но тем не менее, исходя из качества анализа, которым сегодня обладает российская политическая элита, мы видим те решения, которые они принимают, слышим те публичные заявления, которые они делают.
Мы понимаем, что ощущение реальности происходящего, того, как развивается ситуация, как она будет развиваться в ближайшие месяцы и так далее, у них нет. Поэтому сегодня говорить об изменении какой-то стратегии, о том, что мы перейдем к переговорному процессу или что, например, деоккупация не будет происходить войсковым методом, а только дипломатическим и так далее, – это неправильная постановка вопроса.
Еще раз – у нас идут боевые действия. Они интенсивны. Они будут интенсифицироваться, и в определенный момент — мы, конечно, не будем рассматривать когда, где и на каком направлении все это будет происходить – станет понятно, как будут меняться стратегии поведения как российской, так и украинской стороны.
«Люди более лояльно относятся к возможности предоставить нам информацию, которая позволит оптимизировать нанесение ударов по местам дислокации войск»
— Сейчас появилась информация, что украинская разведка в преддверии контрнаступления просит крымчан сообщать о местах расположения российских военных объектов на территории полуострова. Действительно офис президента Украины рассчитывает на помощь крымчан? Или это скорее пропагандистская мера?
— Нет, почему же пропагандистская мера? Во-первых, это не офис президента, а главное управление разведки. Безусловно, я считаю, что исходя из уже накопленного опыта использования беспилотной авиации и, соответственно, разведданных, которые мы получаем, в том числе от агентурной сети и не только (я имею в виду визуально), – все это дает нам возможность понимать, где какие объекты находятся.
Мне кажется, что это абсолютно военная стратегия – сообщение о конкретной передислокации, о конкретных местах, скажем так, накопления резервов на полуострове Крым. Я думаю, что наши органы очень эффективны в сборе именно этой агентурной или, скажем так, опосредованной агентурной информации. Поэтому это не пропагандистская концепция. Это исключительно разведывательная концепция, которая позволит нам более точно наносить удары.
— То есть сейчас это в принципе рабочая ситуация?
— Я бы тут даже дополнил. Вы знаете, если, например, до начала масштабного вторжения или, условно говоря, в первый триместр вторжения как такового, люди долгое время находились на оккупированных территориях и действительно не понимали, как будет развиваться ситуация, то сейчас, исходя из того что они видят на поле боя, – как-никак уже четырнадцатый месяц войны – они понимают, как это работает. Соответственно, теперь они гораздо более лояльно относятся к возможности предоставить нам ту информацию, которая позволит оптимизировать нанесение ударов по местам дислокации или по скоплению военной техники.
«В Крыму как такового референдума не было»
— Здесь есть интересный вопрос от нашего зрителя: «Мне больше интересно отношение Украины к жителям Крыма. Да, он оккупирован. Но там достаточно тех, кто в 2014 голосовал за присоединение к России. Что с ними делать?
– Хороший вопрос. Я не знаю, что такое «достаточно тех, кто голосовал», потому что голосования как такового юридически не было. Понимаете, вот они назвали это «референдум», опираясь на какие-то отсутствующие законы. Потому что ни в законодательстве Украины, ни тем более в Крыму не было процедуры, описывающей, какой референдум можно провести по отделению территории от суверенного государства. Такой же процедуры, кстати, нет и в Конституции Российской Федерации: то есть ни одна территория не может отделиться от России. Как такового голосования не было. Поэтому определять отправной точкой то, что эти люди юридически зафиксировали свою поддержку России весной 2014 года, и соответственно, в чем-то виноваты – это неправильно.
Я думаю, что мы будем исходить из следующего: есть активные коллаборанты. Это небольшой процент населения – те, кто на самом деле выходил на площади и так далее и тому подобное. В течение всех девяти лет оккупации они так или иначе активно принимали участие в информационных кампаниях в поддержку Российской Федерации, в работе оккупационных органов, незаконных, на наш взгляд.
В принципе, когда будет деоккупирован Крым, все законодательство, все юридические акты, которые принимались во время оккупации, будут аннулированы. То есть мы вернем все в статус-кво марта 2014 года, и, соответственно, на мой взгляд, часть вот этих активных коллаборантов, безусловно, покинут территорию Крыма вместе с множеством российских граждан, которые приехали, забрали там чужое жилье, забрали чужие бизнесы и сегодня незаконно находятся на территории полуострова Крым.
Потом будут проведены соответствующие стабилизационные мероприятия, будут проведены опросы. Если люди не писали доносов, не принимали активного участия (это, кстати, касается не только Крыма) в промоутировании российской оккупации как таковой, в работе правоохранительных органов, оккупационных администраций, то безусловно, они пройдут через определенные процедуры и будут спокойно как граждане Украины находиться на полуострове.
«Количество добровольческих формирований на территории России будет расти в геометрической прогрессии»
— Недавно произошло два довольно тревожных инцидента. Не то чтобы они уже сильно удивляли россиян, но тем не менее тревогу вызывают. Это очередное проникновение военизированной группы на территорию Брянской области – Русский Добровольский Корпус сообщил, что это был он. И там же упал легкомоторный самолет с украинским пилотом. Скажите, насколько мы понимаем, все военные действия ведутся все-таки под контролем ВСУ, включая и Русский Добровольский Корпус, – должен же он как-то контролироваться? Они ведь не сами по себе действуют. Как к таким вот «вылазкам» относятся украинские власти? Офис президента в частности.
— Мы уже неоднократно в вашем эфире разбирали то, что постепенно идет ослабление силовой вертикали в России. Это происходит потому, что, когда страна заявляется на трехдневную войну и вместо этого воюет четырнадцать месяцев и воюет неэффективно, безусловно, доверие к силовым вертикалям постепенно снижается, а количество внутренних эксцессов, очевидно, нарастает. Это первое.
Очень важно, что оно будет нарастать и дальше по мере эскалации войны. Война эскалируется уже против России. Потому что чем больше ставку повышает Российская Федерация, чем больше мобилизованных и накопленных ресурсов ими туда отправляется, тем больше и больше ощущается обратная реакция на территории самой России. Особенно в приграничных областях.
Вторая составляющая. Безусловно, юридический агент, который работает в рамках законодательства Украины – имеется в виду мы – мы ведем войну против оккупационной армии как таковой. Все что касается, например, российских добровольческих отрядов – они самостоятельны в принятии тех или иных решений, в принятии решений заходить на собственную территорию, как они считают, и делать там то, что они считают нужным с точки зрения продвижения концепции вооруженного сопротивления путинскому режиму как таковому. Мы это не модерируем.
То есть, грубо говоря, у нас есть иностранный легион, он находится внутри ВСУ и регламентируется строго нормативами Вооруженных сил Украины. Естественно, он выполняет боевые задачи, которые ставятся в рамках доктрины Вооруженных сил Украины. Все, что касается самостоятельных подразделений — безусловно, они вправе решать, будут ли они заходить в Брянскую, Курскую или какую-то другую область, будут ли проводить там какие-то агитационные, информационные или даже военные действия, – мы на это не влияем и влиять не будем.
Вчера мы видели события в Ингушетии, где погибло три силовика и восемь получили ранения. Мне кажется, что таких добровольческих отрядов по всей территории России с каждым днем будет становиться все больше и больше. Просто два-три месяца, в зависимости от эффективности и скорости контрнаступательных деоккупационных действий Украины количество подобных формирований будет расти в геометрической прогрессии.
Ну, и наконец, третья составляющая. Что касается легкомоторного самолета: я, честно говоря, не совсем понимаю, что это за история. Потому что проводить какую-то разведку, используя пилотируемый легкомоторный самолет, – это бессмысленно. На сегодняшний день у нас есть достаточно много визуальной информации, которую можно получить, в том числе при помощи разведывательных дронов, спутниковых возможностей и так далее. То есть проводить какую-то разведку, используя для этого конкретного человека, – это выглядит странно. Ну и вообще, вся эта история выглядит для нас странно. Мы пока не можем до конца оценить что это, зачем это и так далее. Особенно вот эти заявления в конце, когда человек говорит: «Я тут оружие спрятал. Потому что, если бы это было на территории Украины, меня бы там ТРО (территориальная оборона. – «Полигон медиа») сразу же пристрелили». Конечно, если люди ходят с оружием и вообще непонятно кто это. В России, наверное, можно ходить с неустановленным оружием, без разрешения, где угодно.
Эта странная история. Целесообразности пилотирования легкомоторного самолета, который залетает на территорию России, нет. Это все выглядит опять же как информационно-провокативная составляющая.
«Надо выяснить, что это вообще за история с самолетом»
— Ну, вот этот Александр Морозов — он украинец, так понимаю? Уроженец Харькова. Вы попытаетесь вернуть его? Он же фактически в плену сейчас.
— Безусловно. У нас есть штаб по обмену пленными. Туда входит, кстати, и подразделения, которые занимаются обменом. Ну, вернее захваченными гражданскими. Конечно же, он будет в списке.
Во-первых, надо выяснить, что это вообще за история. Еще раз подчеркиваю: какой-то целесообразности проведения мониторинговых информационных работ, используя легкомоторный пилотируемый самолет, просто физически нет. То есть какую ценность должно было представлять то, что он делал? Кроме какой-то экзальтированной составляющей. Я, честно говоря, пока не могу оценить, что это было, зачем это нужно, кому это нужно и что это вообще за комментарии: «Мы летели за каким-то направляющим. Я за ним должен был что-то сфотографировать и так далее».
